Из воспоминаний Л.П. Хомякова
Весной 1942 г. моего отца мобилизовали в армию, и я занял его место в Работкинском дорожном отделе. А в конце лета, 14 августа, я был призван в армию. Нас, молодых и грамотных, берегли, направляли учиться. Я был направлен в Ленинградское военно-инженерное училище, находившееся в то время в Костроме. Училище окончил младшим лейтенантом в октябре 43-го и был направлен на 1-й Украинский фронт, где получил назначение в понтонный полк.
В январе 1944 г. меня прикомандировали к 32-му УОС — управлению особого строительства для подготовки сформированного отряда разминирования. К началу марта обучение было закончено, мы вышли на практическую работу. В течение марта отряд снял (обезвредил) десятки минных полей, но в начале апреля выпал снег, и нашу работу остановили: потому что сапер ошибается лишь однажды, это каждому ясно, а снег не дает увидеть мину.
Меня отозвали и направили служить в 88-й армейский мотоинженерный батальон 4-й ТА командиром взвода понтонного парка. В назначенное время батальон понтонного парка не получил, и я оказался командиром инженерно-саперного взвода. В этом батальоне, впоследствии переименованном в 33-й отдельный гвардейский моторизованный инженерный батальон 3-й гвардейской инженерно-саперной бригады 4-й гвардейской ТА, я сражался до конца войны, участвовал во Львовско-Сандомирской, Висло-Одерской, Берлинской и Пражской операциях. Не простая это была дорожка. На войне все реки кажутся мутными от взрывов, а все поля, где недавно проходил враг, — заминированными. И все дни похожими один на другой. Но все-таки один из этих нелегких, очень нелегких солдатских дней оказался для меня самым памятным. Это было во время штурма Берлина войсками трех наших фронтов: 1-го Белорусского, 1-го Украинского и 2-го Белорусского.
4-я танковая армия генерал-полковника Лелюшенко, входившая в состав 1-го Украинского фронта, первой ворвалась с юго-запада в столицу Германии. И стремясь как можно быстрее соединиться с войсками 1-го Белорусского фронта, наступавшего с востока, продолжала успешно продвигаться на северо-восток, в центр города. Но на пути танкистов генерала Лелюшенко вдруг стал непреодолимой преградой проклятый Тельтов-канал с его высокими бетонными берегами. Мостов через канал как назло в полосе наступления танкового корпуса не было. И чтоб преодолеть канал, надо было строить мост. Это предстояло сделать нам, саперам 33-го отдельного гвардейского моторизованного инженерного батальона, входившего в состав 4-й ТА.
Но Тельтов-канал охранялся, вернее сказать, оборонялся так, что к нему нельзя было подступиться. Надо было как-то незаметно переправиться через него на противоположный берег, уничтожить засевших там гитлеровцев, а уж потом строить мост.
Наша попытка переправиться через канал ночью вплавь не увенчалась успехом. Как только советские солдаты спустили на воду надувные лодки, с противоположного берега немцы пустили осветительные ракеты и открыли ураганный огонь: они, видно, ожидали, что ночью мы попытаемся переправиться. В итоге почти все, кто успел из наших ребят и офицеров спуститься на воду в надувных лодках, были расстреляны. Наше командование вынуждено было прекратить переправу. Хорошо, что саперы не участвовали в этой непродуманной операции. Единственное, что нам удалось сделать в минувшую трагическую ночь, — это занять более удобное укрытие на своем берегу.
Я решил с раннего утра понаблюдать в бинокль за фрицами на противоположной стороне. Оказалось, сам берег был очень высок и неудобен для высадки, да к тому же закован в железобетон. Вдоль канала на том берегу тянулась железнодорожная насыпь с траншеями, пулеметными и артиллерийскими огневыми точками. Дальше за насыпью возвышался старинный краснокирпич-ный замок с острой готической крышей и черными проемами вместо окон, из которых торчали стволы пулеметов и пушек.
Когда мои глаза уставали от напряжения, я отрывался от бинокля и, вглядываясь в усталые лица своих солдат и сержантов, ставших для меня уже родными, думал: «А ведь близится конец войны. И кто из них доживет до ее последнего дня?»
Мои грустные размышления прервал связной:
— Товарищ младший лейтенант, вас вызывает капитан Быков!
— Иду, — ответил я, поднимаясь.
«Неужели решили днем переправляться?» — пронеслось в моей голове.
Но комбат мне приказал:
— Бери свой взвод и начинай тренировать людей. Надо научить их быстро преодолевать канал.
В нашем расположении был удобный участок водной преграды. И мы до позднего вечера его «форсировали», пока не стали укладываться в 2—2,5 минуты. Мне было ясно: очередную переправу придется совершать нам, саперам. Не ясно только — когда?
Переправа началась 27 апреля 1945 г. в полдень, ровно в 12.00, потому что наблюдением было установлено: ровно в 12 часов у педантичных немцев начинается обед, они оставляют свои огневые позиции и бегут к полевым кухням. Вот по команде генерала Лелюшенко в это время их и накрыли своими залпами наши танковые пушки и «катюши». Накрыли так, что немцам самим пришлось спасаться, и потому они не смогли помешать нашей переправе и захвату их оборонительной траншеи на железнодорожной насыпи. С последним залпом «катюши» мой взвод бросился с надувными лодками в канал и первым высадился на вражеский берег. И первым же преодолел железнодорожную насыпь с траншеей, напичканной огневыми средствами. Немцы даже не успели сделать ни одного выстрела! Вот что значит быстрота и натиск! А главное — тренировки до седьмого пота.
Почти без боя удалось мне со своим взводом ворваться и в готический замок. А вот остальные наши два взвода почему-то отстали. Прийдя в себя, гитлеровцы, находившиеся в соседних домах, быстро блокировали замок и решили уничтожить нас.
Четыре часа нам одним пришлось отражать яростные атаки многократно превосходящих сил гитлеровцев. Не дождавшись помощи своих взводов, я послал веселого и находчивого сержанта Михаила Мартыненко (впоследствии Героя Советского Союз за) в сторону Потсдама, откуда доносилась стрельба наших танковых пушек. Попросил его связаться с танкистами и привести их к нам.
Спустя час он возвратился с тремя танками-«тридцатьчетверками» и, довольно улыбаясь, доложил:
— Товарищ младший лейтенант! Ваше задание выполнено!
С помощью танков мы ликвидировали всех тех, которые пытались ликвидировать нас, потом забрались на броню грозных машин и по брусчатке помчались на Потсдам — летнюю резиденцию прусских королей.
С северо-востока королевскую резиденцию тоже атаковали наши танкисты.
Совместной атакой мы принудили немцев капитулировать. Во внутренний двор высыпало и сдалось в плен до нескольких сот человек. Пленных построили и повели. Рядом со мной оказался незнакомый русский офицер. Разговорились, и выяснилось, что мы с разных фронтов: он — с 1-го Белорусского, а я — с 1-го Украинского. Соединились два фронта! Новый знакомый предложил мне пройти с ним на командный пункт, тут неподалеку.
Меня провели в подвал, где находились генералы и офицеры. Старшему из них, генерал-лейтенанту, я представился и доложил, что знаю о сложившейся на берегу Тельтов-канала обстановке. После проверки моих документов начались расспросы: что я знаю, если действительно служу в 4-й танковой армии?
Как потом выяснилось, это был совмещенный передовой командный пункт 9-го танкового корпуса и 328-й стрелковой дивизии, входивших в состав 1-го Белорусского фронта.
Когда я наконец вышел из подвала, на улице было пусто, лишь саперы ждали меня. Вернулись мы на берег канала в двенадцатом часу ночи. Оказалось, что при форсировании был ранен командир нашей роты, и мне предложили занять эту должность, а комбат Быков, обняв меня, сказал:
— Ты жив? А мы думали, вы все погибли... Вы действовали как настоящие герои...
Тогда я не придал значения этим словам, да и некогда было: спустя несколько часов мы уже строили через канал постоянный мост на жестких опорах, мы, воины, недавно взрывавшие мосты, первыми начали их и строить, ремонтировать.
А 27 июня 1945 г. мне присвоили звание Героя Советского Союза за тот бой 27 апреля, за переправу через Тельтов-канал.